| НА ГЛАВНУЮ | к началу текста |
|
Балетный клан Карсавиных–Балашевых.
Династии и кланы характерны для профессий, требующих многих лет обучения и вживания в специфику с нежного возраста. Таковы, например, профессии музыкантов и балетных артистов. В этом случае раннее решение вопроса о будущей профессии детей по необходимости должно быть принято родителями. Соображения при этом могут быть вполне прагматичными, не зависящими от склонностей или способностей ребенка. Это видно и на примере балетного клана Карсавиных-Балашевых. Потомки Константина Михайловича Карсавина в трех поколениях были артистами российского балета, – сыновья Владимир и Платон Карсавины, внук Николай Балашев (сын дочери), внучка Тамара Карсавина и правнук – Лев (сын Николая Балашева). Была также безуспешная попытка определить на балетное отделение училища мою маму, внучатую племянницу Тамары Платоновны, Нину Балашеву, – ее не приняли из-за маленького роста. А балетному будущему старшей дочери Ирины решительно воспротивился ее отец, Лев Платонович Карсавин. Так или иначе, но в стенах училища на улице Зодчего Росси в Петербурге («Театральной» улице карсавинских мемуаров) и на сцене Мариинского театра представители клана Карсавиных-Балашевых находились непрерывно на протяжении 60 лет. В балетоведческой литературе, естественно, достойное место уделено Тамаре Карсавиной, одной из «трех граций двадцатого века». О других представителях клана, за исключением Платона Карсавина, «даровитого артиста», не упоминается, поскольку их служба в театре была ординарной. Но для целей предлагаемого очерка имеет значение знакомство с формально-служебной канвой как частью жизненного фона, дающего материал, в том числе, и для понимания генезиса замечательных представителей этого семейного клана. Из архивных документов мы узнаем, что дядя Тамары Платоновны, Владимир Константинович Карсавин (1851–1908), был принят в число казенных воспитанников Театрального училища, из вольноприходящих учеников, в 1865 году, а в 1867 году был выпущен кордебалетным танцовщиком. В этом качестве он отслужил положенные 20 лет до выхода на пенсию в 1887 году. Как видно из его формулярного списка на этот год, в возрасте 37 лет он оставался холостым. Учитывая обычный срок обучения, 8 лет, можно думать, что инициатива отдачи старшего сына в училище исходила еще от самого Константина Михайловича Карсавина (он скончался в 1861). Такое решение могло быть связано с его артистическими наклонностями и продолжавшимися контактами с театральной средой. Принимались во внимание, вероятно, и вполне прагматичные соображения, – перспектива получения образования, нахождения в училище на полном содержании за казенный счет, последующей гарантированной службы, повышения сословного статуса. Платон Константинович Карсавин (1854–1922), отец балерины и философа, в отличие от старшего брата .был выдающимся балетным артистом. Только атмосфера интриг и сохранявшиеся в то время представления о сравнительно второстепенной роли солиста на балетной сцене помешали полному раскрытию и адекватной оценке его таланта. При выпуске из училища в 1875 году, в возрасте 20 лет, он уже был танцовщиком 1-го разряда. Это был предел для танцовщика (танцовщицы после первого разряда могли быть переведены в высший разряд – балерин). Его увольнение из состава балетной труппы Мариинского театра в 1890 году «за выслугой лет» (норма обязательной службы составляла 20 лет) выглядело вполне рутинным мероприятием, осуществленным, как сказано в документах, «в силу распоряжения Его Сиятельства Г. Министра Императорского двора об увольнении излишних пенсионеров». И это относилось к 36-летнему артисту, находившемуся в расцвете таланта. На самом деле, свою роль сыграли доносы и интриги, о чем упоминает и Тамара Карсавина в своей книге. Того же мнения, по свидетельству Сусанны Львовны Карсавиной, придерживались в семье ее отца. Называлось даже, в этой связи, имя брата Матильды Кшесинской, остававшейся, тем не менее, подругой Тамары Платоновны. Платон Константинович был действительно человек умный и доброжелательный, мягкий, преданный искусству и чуждый интриге. Уход со сцены он переживал тяжело. В число казеннокоштных воспитанников Театрального училища Платон Карсавин был зачислен в 1870, в возрасте 16 лет. С этого же года шел отсчет его служебного стажа. Только в 1881 году он впервые за 11 лет просил о прибавке жалования. Вот фрагмент этого прошения на имя директора Императорских театров И.А.Всеволожского: «...осмеливаюсь покорнейше просить Ваше Превосходительство о какой-либо прибавке к получаемому мною жалованию, т.к. в течение всей моей службы я ни одного разу не был поощрен прибавкою». На прошении стоит приписка главного режиссера: «Исполняет свою обязанность с полным усердием и знанием» и виза директора: «Представить его на полный оклад». В результате с начала 1882 года оклад жалования П.К.Карсавина, составлявший 700 рублей в год, был увеличен на 443 рубля. В конце того же года его оклад был увеличен до 2000 рублей. С этим окладом Платон Константинович оставался до выхода в 1891 году на пенсию, составившую 1140 рублей в год. Все же, это была пенсия танцовщика 1-го разряда. Для сравнения, пенсия Владимира Карсавина, кордебалетного артиста, составляла 300 рублей, а Николая Балашева, танцовщика 3-го разряда – 500 рублей в год. Подспорьем являлось продолжавшееся с 1882 по 1896 год преподавание в танцевальном классе Театрального училища, дававшее в семейный бюджет Карсавиных еще 500 рублей. Интересно, что первый год своего преподавания Платон Константинович служил «без жалования и без всякого вознаграждения». О постоянно стесненном положении семьи свидетельствуют прошения Платона Константиновича об оказании единовременной материальной помощи в связи с похоронами матери (1890 год) и болезнью жены (1896 год). Мой дед, племянник Платона Константиновича, Николай Николаевич Балашев (1872–1941) приступил к занятиям в Театральном училище очень рано, в возрасте 8 лет, вольноприходящим учеником. Уже в 1881 его зачислили казеннокоштным воспитанником. Для семьи, надо полагать, это было большое событие. Особое значение оно приобрело с кончиной отца, Николая Алексеевича. Тем более, что успехи сына в учебе оставляли желать лучшего, – в 1885 возникла даже угроза его снятия с казенного содержания, о чем и была поставлена в известность овдовевшая Екатерина Константиновна. Этого, к счастью, не случилось. Николай Балашев закончил учебу и начал службу в 1890 году в кордебалете Мариинского театра, в 1897 был переведен в разряд корифеев, а в 1910 вышел в отставку, закончив службу артистом 3-го разряда. С 1907 года он подрабатывал в училище как скрипач-репетитор в танцевальном классе. Аттестат Николая Балашева об окончании училища выглядит достаточно скромно. Самые высокие оценки – «очень хорошо» - выставлены за выразительное чтение, рисование, чистописание, бальные танцы. В личном деле Н.Н.Балашева сохранились рапорты режиссера балетной труппы о взысканиях за нарушение, так сказать, трудовой дисциплины. Один из них, от 25 октября 1904 года, особенно любопытен: «Имею честь уведомить, что в воскресенье 24 сего октября во время утреннего представления оперы «Пиковая дама» артист Балашев, участвующий в свите Златогора, замазал усы, не сбрив их вопреки параграфу 37 обязательных правил для артистов балетной труппы». И все же это был, вероятно, крепкий профессионал и, без сомнения, артистическая натура, – хорошо рисовал, после ухода на пенсию много лет играл в различных театрах и преподавал альт, служил в нотной библиотеке Мариинского театра. Его близкие отношения с семьей Платона Константиновича Карсавина продолжались и после революции. Николай Николаевич не редко бывал у дяди в его квартире на Петроградской стороне, на Введенской улице напротив Введенской церкви, уничтоженной в советское время. По воспоминаниям Нины Николаевны Заблоцкой, в эти годы Анна Иосифовна была частично парализована и одной, еще действовавшей рукой занималась вышиванием, украшением церковной утвари. После кончины Анны Иосифовны (в 1919) Платон Константинович жил в доме престарелых артистов на Каменном острове, где его посещал любимый племянник Бывал Николай Николаевич с детьми и в семье Льва Платоновича Карсавина, жившей в университетской квартире на набережной Невы. В двух архивных делах находятся подлинные документы, связанные с учебой и службой выдающейся балерины. Самым ранним, не считая копии свидетельства о рождении и крещении, является «Свидетельство о предохранительной прививке оспы 7-летней дочери потомственного почетного гражданина Тамаре Карсавиной», выданное 22 апреля 1892 года. Самым поздним – рапорт главного режиссера балетной труппы в Петроградскую контору Императорских (исправлено, – Государственных – Е.З.) театров от 16 марта 1917 года о возвращении балерины Карсавиной из отпуска. Между этими двумя документами находятся: «Прошение» А.И.Карсавиной о принятии ее дочери Тамары в число приходящих учениц Театрального училища (17 августа 1894 года) с визой на обороте – «Зачислена бесплатной ученицей» (согласно протоколу Конференции от 23 мая 1895 года) и «Аттестат об обучении с 1894 по 1902 год и окончании полного курса учения в Императорском С-Петербургском Театральном училище», «Прошение» Тамары Карсавиной об определении на действительную службу (от 28 мая 1902 года, с фотографией) и распоряжения Дирекции, касающиеся продвижения Т.Карсавиной по службе, «Справка о венчании» в церкви Училища с сыном действительного статского советника губернским секретарем Василием Васильевичем Мухиным (1 июля 1907 года) и контракты артистки с Дирекцией Императорских театров (на 1908–1911, 1911–1914, 1914–1915 и 1915–1917 годы). Прохождение Тамарой Карсавиной карьерной лестницы (по архивным документам) выглядит следующим образом: на 20 июня 1903 года она – кордебалетная танцовщица с окладом 800 рублей в год, а с 1 мая 1904 ее переводят уже из корифеек в разряд вторых танцовщиц, с 1 сентября 1907 года она переводится в танцовщицы 1-го разряда (через год ее оклад составляет 1300 рублей), с 25 марта 1912 года Тамара Карсавина переведена в разряд балерин. Есть документы о награждении золотой медалью для ношения на шее, на Александровской ленте (14 апреля 1913 года) и пожаловании Его Высочеством Эмиром Бухарским малой золотой медали для ношения на груди (22 сентября 1916 года). Мой дядя, Лев Николаевич Балашев (1904–1960), крестник Платона Константиновича и Тамары Платоновны Карсавиных, поступил на балетное отделение училища в 1914 году. После окончания училища в 1922 году Лев Николаевич танцевал в Мариинском театре, затем в Мюзик-холле, а с 1930 года зарабатывал на жизнь как художник, – сказалась наследственность и дружба с художником В.Ушаковым. Я запомнил Льва Николаевича последних лет его жизни. Он отличался свободомыслием, отнюдь не безопасным и не совсем понятным нам в то время. Свои суждения о советской действительности он высказывал, естественно, в узком семейном кругу, отвечая на наши пионерско-комсомольские возражения точным определением: «все вы – напетые пластинки». Свою работу оформителем на заводе он по-старому называл «службой». В тесной нашей комнатушке, в коммуналке, дядя Лева любил показать какой-нибудь небольшой фрагмент характерного (с ударением на второе «а») танца из своего репертуара далеких двадцатых годов. Вспоминал он и годы учебы в Хореографическом училище на улице Зодчего Росси и даже начал писать мемуары. Уже безнадежно больной он рассказывал мне о своей жизни в училище в голодные годы военного коммунизма. Это все были истории мальчишеского озорства, нарушающего строгие порядки знаменитого учебного заведения – бои подушками в спальне, вечерние походы в девичью часть здания в облачении из простынь и со свечками, призванные таким появлением привидений напугать до полусмерти подрастающих служительниц Терпсихоры. Неизменными участниками этих развлечений были его закадычные приятели, будущие мэтры балета, – Баланчивадзе и Лавровский... В генеалогических изысканиях, вообще, есть свое обаяние. Обращаясь к поколениям предков, для которых наша жизнь – это неизвестное «будущее», генеалогия возвращает из тени забвения участников событий, восстанавливает «связь времен». В генеалогической системе прорисовываются «корни» и ветви, линии родства. Возникает характерная многоуровенная картина, в которой находит место и приобретает ценность каждый факт. Вспомним Пастернака, – «Как всякий факт на всяком бланке, так все дознанья хороши...». Данные генеалогии помогают лучшему пониманию многообразия жизни и нашего места в ней. В этом очерке я коснулся, в основном, новых данных, связанных с генеалогией Тамары Карсавиной. Генеалогический контекст жизни знаменитой балерины, без сомнения, будет и дальше привлекать внимание, появятся новые факты, будут высказаны новые соображения о природе ее замечательного таланта. |
